В мае прошлого года у 7-летней минчанки Маши Конахович внезапно произошел геморрагический инсульт. Сначала ее родители подумали, что головную боль и рвоту дает обычный ротавирус. «Я был уверен, что инсульты бывают только у взрослых, а ведь Маша — здоровый жизнерадостный ребенок. И когда у дочки заболела голова, мы разрешили ей остаться дома и не идти в школу, — рассказал журналистам Павел, папа девочки. — Но где-то через час после того, как мы ушли на работу, дочка позвонила и сказала, что головная боль усилилась. Приехал домой, когда Машу несли на руках в скорую. Увидел ее — и внутри что-то перевернулось. Она была еще в сознании, а потом… потом мы все прошли через ад». Родители смогли забрать дочь из больницы только через три месяца — неподвижную, с застывшим взглядом.
Семья собирает деньги на очередной этап реабилитации Маши в специализированном медцентре. Информацию о том, как поддержать семью Конахович, можно найти здесь.
«Думал, что инсульты случаются только у взрослых людей»
Инсульт случился у Маши год назад, 17 мая. Было утро пятницы. Родители собирались на работу, накануне договорившись с девочкой, что в этот день она останется дома из-за головной боли.
— О том, что у Маши побаливает голова, она сказала вечером 16 мая, когда я пришел с работы. Спросил ее тогда, сильно ли болит. «Нет, — говорит, — я на физкультуре не надела повязку на голову, может, солнце напекло». «Тогда, — спрашиваю, — может, в магазин пойдем?» А она подумала и предложила поехать на самокате. Помню, что еще раз переспросил ее, не болит ли голова, но она заверила, что «чуть-чуть и скоро пройдет». Мы и поехали. У меня, правда, еще тогда екнуло: странно, что только голова [и больше никаких симптомов], не было ведь раньше такого…
Съездили в магазин, вернулись, поели, легли спать. А наутро Маша просыпается и плачет: болит голова. Мы подумали, что у нее, как и год назад, ротавирус. Измерили температуру — не повышена, но на всякий случай предложили ей остаться дома, а сами пообещали вернуться с работы пораньше. Потом слышу: побежала в ванную, и ее стошнило. Точно, думаю, ротавирус, раз еще и тошнит. Тут Маша говорит: «О, мне уже лучше стало, и голова не болит практически». Потом она еще запрыгала, сказала, что ей легче, что она «дома остается в своем царстве», а вы, мол, идите на работу и не мешайте. Мы с Ирой и поехали, но с условием, чтобы дочка звонила, если станет хуже. Она меня еще так крепко, как никогда, обняла — и тут у меня опять какие-то непонятные ощущения проскользнули…
— Я приехал на работу, и где-то через час, около десяти утра, звонит Маша и говорит: «Папа, у меня сильно голова болит!» Позвонил Ире, она сразу выехала домой, следом за ней и я. Ира приехала первой и застала Машу спящей. Когда она разбудила дочку, та попросила почистить ей яблоко, но потом вдруг сообщила, что ее опять тошнит. После рвоты Маша стала вялой, у нее начала болтаться левая рука. Ира позвонила мне и стала кричать, что с Машей что-то не то. Когда я приехал, скорая выносила дочку на руках. Я успел подойти к ней, сказать, что мы с ней рядом. В ответ Маша слабо произнесла только «Ма-а-ма».
Вспоминая тот день, Павел говорит, что и предположить не мог, что у их 7-летней дочки, такой маленькой, может случиться инсульт.
— Я думал, что инсульты могут быть только у взрослых людей, — признается он.
«Как же так? Только девочка прыгала и бегала — а тут инсульт!»
Скорая доставила Машу в 3-ю детскую больницу и передала медикам. Осмотрев девочку, врачи решили отправить ее в РНПЦ «Мать и дитя» на МРТ головного мозга.
— Сказали, что аппарата нет, нужно везти туда. Мы остались ждать в больнице. Где-то через час, около одиннадцати утра, из РНПЦ «Мать и дитя» нам передали информацию о том, что у дочки случилось кровоизлияние в мозг. Уже оттуда по договоренности врачей дочку на скорой перевезли в РНПЦ неврологии и нейрохирургии на Скорины. Когда мы с Ирой приехали туда, нам сказали, что Маша находится под капельницей, в сознании и отвечает на вопросы врачей и что ее пока будут наблюдать. Было уже около трех часов дня. Кто-то из медперсонала попросил нас сходить в магазин и купить Маше что-нибудь легкое из еды, то, что она любит. В этот момент, признаюсь, мы с женой задышали. Вернулись около шести часов, и тут выходит врач и говорит, что состояние дочери крайне тяжелое: произошло второе кровоизлияние, и вообще она обеими ногами на том свете. То есть можно вот так пойти за йогуртом для ребенка, а потом вернуться и узнать, что он на грани жизни и смерти.
Около семи часов вечера медики попросили родителей девочки подписать документы для проведения операции.
— Тут приходит медсестра и спрашивает, будем ли мы забирать Машины волосы или можно их выбросить. А у нее волосы были такие длинные… Мы с женой стоим в шоке и не можем понять: как же так? Только девочка бегала, прыгала — а тут тебе такой удар! Помню, спросил у анестезиолога, какие у нее шансы. Тот ответил: «Шанс есть всегда». Хирург же был настроен иначе и сказал, что не факт, что дочка выживет.
Поздно вечером к родным девочки вышел хирург и сказал, что операция завершилась, но ребенок по-прежнему находится в пограничном состоянии.
— Врач сказал, что у Маши произошел разрыв аневризмы (аневризма — патологическое расширение или выпячивание стенки кровеносного сосуда. — Прим. ред.). На тот момент я понятия не имел, что этот такое, и он стал мне объяснять.
— Врач сказал вам, по какой причине это могло произойти?
— Сказал, что аневризма может быть как наследственной, так и приобретенной, что, допустим, человек может и сто лет прожить с аневризмой, даже не догадываясь, что она у него есть, а может «рвануть» и в 18 лет, и в 20. Возможно, причиной послужил коронавирус, хотя мы не знаем, болела ли им Маша. Но мы болели точно: жена — трижды, я — один раз. Маше же тесты не делали, но она вполне могла переболеть и бессимптомно.
В тот вечер Павел и Ирина вернулись в пустую квартиру. Они признаются, что долго не могли поверить в то, что все это произошло с ними в реальности. Слезы, крики отчаяния, молитвы — даже сложно сказать, сколько еще их накрывало этой волной. Наутро ситуация мало изменилась: девочка по-прежнему была в тяжелом состоянии.
— Ближе к обеду мне удалось поговорить с лечащим врачом, который сказал, что у Маши наблюдается выраженная положительная динамика, но ей потребуется еще эндоваскулярная операция. Как объяснил мне хирург, это когда через паховую область заходят в вену и «запечатывают» поврежденный сосуд в головном мозге. То есть если бы мы заранее знали, что у Маши, допустим, аневризма, ей бы планово сделали операцию, «заклеили» бы этот сосуд, и он, скорее всего, не лопнул бы.
Маше сделали операцию через неделю, она прошла успешно: сосуд удалось «заклеить». Родителям разрешили навестить девочку в реанимации. Она лежала вся в трубках и, казалось, никак не реагировала на близких. Позже Машу перевезли в реанимацию 3-й детской больницы, где ей поставили трахеостому, а затем в центр паллиативной помощи в Лесковке.
— Нам с Ирой было крайне сложно принять всю эту ситуацию: не хотелось верить, что все это происходит с нами. И до боли пугала неизвестность. Помню, как спросил у врача: как нам дальше быть, как жить дальше? Он отвел взгляд и пожелал нам всем сил и терпения.
«Положил на матрас в машине и повез в Москву»
Маша провела в больницах в общей сложности около трех месяцев и домой вернулась лишь в августе прошлого года. К тому времени Павел уже всесторонне прокачал тему по инсультам.
— Машу привезли домой на скорой и внесли в квартиру на носилках. То есть она была полностью лежачей, неговорящей, с трахеостомой — в состоянии, как многие говорят, «овоща». Что делать? Трахеостома стоит — ее надо и обрабатывать, и менять, и ребенка надо укладывать правильно: переворачивать, чтобы пролежней не было. Для начала мы купили ей специальные кровать и матрас. Ира уволилась с работы, чтобы ухаживать за Машей.
Мотаясь по больницам и медицинским центрам, Павел погрузился в мир людей, которые, как и он, столкнулись с инсультом у близких. Так, например, он узнал, что реабилитацию стоит начинать как можно раньше.
— Мне подсказали, что в Москве есть частный медцентр, специализирующийся на восстановлении людей после инсультов. Единственное, что меня смущало, — это перевозка ребенка к месту и стоимость дня пребывания там: на тот момент — около 400 долларов. Самолет из-за лежачего положения и трахеостомы исключался, перевозка реанимобилем медцентра за 4 тысячи долларов тоже не подходила (эта сумма была эквивалентна 10 дням реабилитации, поэтому было принято решение направить деньги именно на это. — Прим. ред.). Тогда я купил матрас, сложил задние сиденья в машине, положил туда Машу — и мы поехали в Москву, прямо в этот центр.
Еще в тот период, когда Маша была дома, Павел и Ирина заметили, что дочь начала реагировать на их голоса, музыку, а также на фото ее любимой собаки, которая живет у бабушки на Нарочи. Однако самый большой прорыв в жизни девочки случился после четырех месяцев, проведенных в московском реабилитационном центре «Три сестры».
— Маша пробыла там с конца августа по декабрь. Туда я вез ее лежачей на матрасе, а обратно она уже ехала, сидя на переднем сиденье, и на вопрос, нужно ли заехать по дороге на заправку или в McDonald’s, медленно отвечала: «Да, хочу, я об этом мечтала».
По возвращении в Минск семья озаботилась вопросом снятия трахеостомы. Это заняло некоторое время: пришлось собрать много бумаг. Но в итоге все прошло удачно, и теперь голос девочки звучит куда увереннее. В общей сложности на реабилитацию Маши в московском медцентре семья потратила порядка 50 тысяч долларов. В августе Павел открыл благотворительные счета на лечение и реабилитацию дочери.
— Мы обращались в фонды, но нам отказали и посоветовали собирать деньги самостоятельно. Я их понимаю и не в обиде, потому что у них задача — закрыть крупные суммы, например на уколы для деток с СМА. Поэтому мы с женой сами, хоть до этого и были далеки от соцсетей, открыли сбор на реабилитацию дочки. И это того стоило: сейчас Маша пусть и медленно, но может говорить, может садиться, двигать правой рукой и ногой, может минут пять стоять, если ее поставить. Ей по-прежнему сложно даются движения левой стороной, особенно ногой, сложно держать равновесие, если поставить ее на ноги. Поэтому мы продолжаем занятия дома: к Маше приходят массажист, реабилитолог, логопед — все это стоит порядка 200 рублей в день. В апреле стали приходить учителя на дом.
Перед интервью журналистам удалось немного пообщаться с Машей: мама привезла ее в парк в промежутке между занятием с логопедом и бассейном. Девочка немного рассказала о школе, любимых хомяках, которые, когда остаются дома одни, «разносят хату», и собаке, оставшейся у бабушки в деревне неподалеку от Нарочи. Перед тем как ответить на вопрос, Маша концентрируется, а затем медленно чеканит каждое слово. При этом она сохраняет, как отметил ее отец, ту манеру общения, которая была до инсульта: почти обо всем говорить с юмором.
Из-за последствий инсульта, с которыми продолжает бороться Маша, ей пока не удалось освоить программу второго класса. С учителями, напомним, Маша стала заниматься лишь в апреле. Ей до сих пор трудно писать (почерк выходит неразборчивым), чуть проще даются чтение и счет. Но все это с учетом того, какой Маша была после инсульта, уже приличные достижения.
«Хочу в буквальном смысле поставить дочь на ноги»
С момента, когда у Маши случился инсульт, прошел год. За это время ее родители неоднократно задавались вопросом, почему это произошло со вполне здоровой девочкой, у которой в анамнезе, казалось бы, не было ничего, что могло бы привести к инсульту, тем более в таком раннем возрасте.
Но это, напомним, не единичный случай: в августе прошлого года в больнице Старых Дорог умерла 10-летняя девочка. Впоследствии эксперты придут к заключению, что причиной гибели ребенка послужило внезапное кровоизлияние в мозг. Диагноз был такой же, как у Маши: геморрагический инсульт.
Врачебная комиссия, созданная для экспертной оценки случая в Старых Дорогах, указывала на совокупность причин, в числе которых назывался и ранее перенесенный ребенком коронавирус.
«В период пандемии инфекция COVID-19 практически не имела тяжелых последствий у детей, вместе с тем по прошествии нескольких лет произошел скачок тяжелых иммунных заболеваний, онкологических заболеваний у детей, перенесших такую инфекцию ранее в легкой форме или даже бессимптомно; также нередки стали случаи системных заболеваний у детей (заболевания, поражающие соединительную ткань и в первую очередь сосуды, в том числе сосуды головного мозга), что могло явиться одним из неблагоприятных факторов в развитии такого исхода», — говорилось в одном из врачебных заключений.
Кроме того, медики обращали внимание и на то, что у детей в возрасте 7−10 лет есть ряд анатомо-физиологических особенностей состояния иммунной, сосудистой, эндокринной систем, а также имеет место такая особенность организма, как ростовой скачок — состояние, когда внутренние органы, в том числе сосуды, не успевают адаптироваться в связи с быстрым ростом костной системы, и в это время организм ребенка находится в особенно уязвимом состоянии, что может привести к неблагоприятным заболеваниям, в том числе с летальным исходом.
Как бы там ни было, все уже произошло. И теперь, признается Павел, задача всей его жизни — в буквальном смысле поставить дочь на ноги.
— Мы с Ирой верим, что у Маши есть все шансы на это. Мы благодарны медикам, которые спасли нашу дочь, а также близким, друзьям и всем неравнодушным людям, кто оказался рядом и до сих пор поддерживает нас. Когда мы были в реабилитационном центре, поняли, что никто в мире не скажет, как в дальнейшем поведет себя мозг человека. Я уверен, что Маше нужен еще какой-то рывок, чтобы она смогла восстановиться, насколько это возможно.
Семья собирает деньги на очередной этап реабилитации Маши в специализированном медцентре. Информацию о том, как поддержать семью Конахович, можно найти здесь. Также родители девочки будут благодарны за информацию о других медцентрах, где оказывается помощь детям после инсультов.